Беседу вела Анастасия САЛОМЕЕВА,
фотоочерк Сергея РОСТЕГАЕВА
Любовь Петровну Кезину представлять нашим читателям не надо. Вот уже 17 лет она руководит Департаментом образования Москвы. Казалось бы, эта женщина выбрала для себя самую мирную профессию — педагога. Однако вся ее жизнь наполнена борьбой: за школы, детские сады, кадры, да и за всю столичную систему образования в целом. Возможно, виной тому — сильный и бескомпромиссный характер Любови Петровны, чьи резкие, порой парадоксальные, но всегда справедливые и четко аргументированные высказывания вызывают неизменный интерес тех, кто хочет быть в курсе происходящего сейчас в московских учебных заведениях. И сегодня она делится с нашими читательницами своим видением роли женщины в образовании.
— Любовь Петровна, в российской системе образования сейчас работает очень много представительниц прекрасного пола. Значит ли это, что профессия педагога превратилась у нас в женскую?
— Да, к сожалению, женщин в образовании у нас значительно больше, чем мужчин. Соотношение таково: 89% представительниц слабого пола и 11% мужчин. На мой взгляд, такая ситуация чревата очень неприятными последствиями.
— Почему? Разве роль воспитателя, педагога не предназначена женщине самой природой?
— Так-то оно так. Но посмотрите, что происходит: многие мальчишки сегодня растут в неполных семьях, без отцов, под присмотром мам и бабушек, получают чисто женское воспитание. А что греха таить, мамы и бабушки всегда добрые, нежные, податливые, они жалеют детишек. И ребята воспитываются неправильно, не в том мужественном духе, в каком хотелось бы.
Они приходят в школу и там тоже встречают учителей-женщин. В результате на протяжении своей жизни мальчик проходит через женские руки, сердца, умы, получая воспитание, которое надлежало бы давать девочкам. Но вот молодой человек идет служить в армию. А кто его к ней подготовил? Женщина разве может это сделать? Конечно, нет.
В Москве мы открыли кадетские корпуса, рассчитанные специально на мальчишек, на будущих защитников Отечества. Туда, как правило, попадают дети, отцы которых погибли в «горячих точках», исполняя свой служебный долг. И надо сказать, что кадетские корпуса в нашем городе пользуются колоссальной популярностью, их явно недостаточно. Сегодня в столице три кадетские школы и восемь кадетских школ-интернатов — всего 11 учреждений, но их не хватает, конкурс туда составляет 10—30 человек на место.
Эти учреждения востребованы. Но вновь мы сталкиваемся с парадоксальной ситуацией. Мы организовали эти корпуса специально для будущих мужчин, а воспитывают их там опять-таки в основном женщины. Мужчин очень немного.
На мой взгляд, сейчас самое время об этом задуматься. Это государственная задача. Нужно сделать так, чтобы среди педагогов стало больше мужчин.
— Как же сделать профессию школьного учителя привлекательной для представителей сильного пола?
— А вы когда-нибудь анализировали, почему мужчины не хотят работать учителями? Отнюдь не потому, что из них получаются плохие воспитатели. Практика показывает, что те мужчины, которые отдают себя детям, становятся великолепными педагогами.
Основная причина их нежелания трудиться в школе — низкая заработная плата. У меня есть традиция — в конце учебного года встречаться с выпускниками московских педагогических вузов. Среди них есть замечательные парни, но они мне открыто говорят, что на те деньги, которые платят сегодня учителю, мужчинам просто невозможно существовать. И после окончания вуза они пойдут работать куда угодно, но только не в школу.
И в чем-то они, к сожалению, правы. Сегодня уровень оплаты труда педагога таков, что мужчина не может прокормить на эти деньги свою семью. А если жена также работает в школе? Тогда семья вообще будет находиться на грани нищеты. Не секрет, что сегодня учителя не могут дотянуть до прожиточного минимума, который определен для Москвы, мягко говоря, не самого дешевого города.
Мы неоднократно ставили вопрос о том, что нужно продумывать меры, специально направленные на привлечение в школы мужчин. Сейчас обсуждаем в московской городской думе закон «Об общем образовании в городе Москве», в частности о кадетских корпусах. И там специально прописали льготы работникам кадетских корпусов, чтобы они имели повышенный уровень заработной платы. Сколько утвердят депутаты, сейчас сказать трудно, но надеюсь, что нам удастся выделить эту категорию педагогов.
Но опять-таки одна эта мера не решит проблемы. К сложившейся ситуации необходим комплексный, еще раз повторю, государственный подход.
— Почему же тогда женщины, которых считают более слабыми, работают на таких должностях, где не могут выдержать мужчины?
— Возможно, потому, что женщины более стойкие. Нам природой предназначено выносить испытания, мы подготовлены к тяготам жизни. И в этом плане женщина гораздо сильнее мужчины.
Кроме того, многие женщины-учителя не являются главными кормильцами в семьях, их мужья зачастую зарабатывают больше.
— В вашем департаменте, насколько мне известно, значительная часть коллектива тоже женщины.
— Да, мужчин здесь примерно 20%. Во многом это обусловлено спецификой нашей работы. У меня было три команды заместителей-мужчин. Их работа меня по некоторым причинам не устраивала. Поменяла одну команду, вторую, третью… В конце концов, собрала четвертую — в ней соотношение женщин и мужчин 50 на 50.
Я давно убедилась, что представительницы прекрасного пола более ответственно подходят к работе, более кропотливы, все производственные вопросы принимают близко к сердцу. Но с нами и работать тяжелее, мы более эмоциональны, и подчас эмоции нас захлестывают. Но я уверена, что если женщина берет ответственность за определенный участок работы, то она ее выполнит лучше, чем мужчина.
— А существует ли, на ваш взгляд, разница между мужским и женским стилями управления?
— Мужчины более спокойны. Зато женщины более взвешенно принимают решения, психологически лучше подготовлены к работе с разными категориями подчиненных. Я бы сказала, что в нашем деле женщина душой болеет за работу, и пока ее не сделает, она не выздоровеет. Мужчины относятся к работе более сдержанно.
— Как вы охарактеризуете собственный стиль управления?
— Мне подчас говорят, что со мной очень тяжело работать, но многие считают меня справедливым руководителем. Я очень жесткая, требовательная к подчиненным и к себе. Еще не было случая, когда я бы простила себе оплошность.
Не скажу, что я тщеславная, но, берясь за дело, не могу выполнить его плохо. Все мои сотрудники знают: если департаменту поручено что-то выполнить, то мы должны придерживаться самой высокой планки.
Надеюсь, что система, которой я управляю, заслуживает уважения со стороны родителей, учеников, моих коллег, всех граждан Москвы. Так и говорю представителям всех органов: с образованием надо быть на «вы». Интересы учеников для меня превыше всего. Своими принципами могу поступиться только ради детей.
— В каких случаях?
— Приведу пример. Недавно у меня была пресс-конференция в пресс-центре Правительства Москвы. И на нее каким-то образом проник мальчишка-девятиклассник. Прическа у него была наимоднейшая: длинные волосы, уложенные каким-то непостижимым для меня образом. Его сопровождала «группа поддержки»: по-видимому одноклассники. Их внешний вид был не столь экстравагантным. Кто-то из ребят задал мне вопрос: «Имеет ли право директор школы не допускать ученика до занятий из-за его внешнего вида?» Как оказалось, речь шла именно об этом парне с длинными волосами. Я отвечаю: «Конечно, директор вправе это сделать».
Пресс-конференция закончилась, и девятиклассник подошел ко мне. Говорит: «Мне нравится учиться, дайте мне возможность закончить девять классов в этой школе, потом я перейду в другое место». Глаза умнейшие, а сам грустный-грустный. Спрашиваю: «У тебя давно эта прическа?» Отвечает: «Три месяца». — «А сколько хочешь еще с ней проходить?» «Год», — отвечает. Мне стало его жалко. И я решила, что должна сделать все, чтобы мальчик доучился в своей школе. Позвонила начальнику управления того округа, где он учится, и попросила за парня. Потому что в данной ситуации интересы подростка важнее всего остального.
И всегда, когда возникают конфликты между учеником и учителем, я беру сторону ученика.
— Но если учитель прав?
— Такого не может быть. Поймите, педагога специально обучают работе с ребятами. Он изучает психологию, методику, он должен уметь найти подход к каждому ребенку. И не имеет права доводить дело до конфликта. Никогда я не поддержу директора школы при возникновении конфликта между ним и рядовым учителем. В школе три коллектива — ученический, учительский и родительский. И если ты взялся руководить, то обязан соответствовать своей должности и ладить со всеми.
— Какими качествами, на ваш взгляд, должна обладать женщина-руководитель в современной России?
— О стойкости я уже говорила. Еще ей нужно быть мужественной. К сожалению, наша действительность порой ставит представительниц прекрасного пола в очень тяжелые и даже экстремальные ситуации.
Я это испытала на себе, когда в 1997 году на меня было совершено покушение. Жива я осталась чудом. Тогда и осознала, что ни в какой ситуации нельзя давать себя запугать. Меня не удалось уничтожить физически, тогда начали уничтожать морально, и вновь пришлось мобилизовать все свои силы.
С этим сталкиваются многие женщины. Может, не с выстрелами, но с другими, более изощренными способами воздействия.
И конечно, бизнес-леди при всех ее деловых качествах обязательно нужно оставаться женственной. Всегда быть приятной взорам людей. Как бы ни было тяжело, сколь бы мало времени ни оставалось на себя… Обязательно надо быть хорошо причесанной, элегантно одетой.
— А что больше повлияло на вашу собственную профессиональную карьеру: ваши деловые качества или женское обаяние?
— Да я, откровенно говоря, и не знаю, пользовалась ли я своими женскими качествами для решения профессиональных вопросов. Осознанно — никогда.
Я думаю, что многим обязана своему сильному и пробивному характеру. Наверное, я беру не мягкостью, нежностью, присущим женщине, а теми качествами, которые считаются скорее мужскими.
— Давайте вернемся к вашей профессиональной деятельности. В Москве создана уникальная система образования, поражающая своей вариативностью и разнообразием. Я знаю, что в этом есть большая заслуга вверенного вам департамента. Как была сформирована эта система? Учитывался ли при этом опыт других стран?
— Да, за 17 лет руководства системой образования я неоднократно обращалась к опыту других государств: США, Германии, Швейцарии, Франции, Финляндии, Китая, Южной Кореи, а также некоторых стран СНГ.
Мы не раз выезжали за рубеж и на практике знакомились с различными системами образования. Да и по сей день следим за зарубежными достижениями и стремимся перенять все лучшее, что там наработано.
Однако при формировании нашей системы мы использовали и опыт дореволюционной России. Примером этому могут служить кадетские корпуса, о которых я уже вам рассказывала. Кстати, Москва стала первым регионом России, где были созданы подобные образовательные учреждения.
Еще во времена Советского Союза мы приступили к формированию в столице системы гимназий и лицеев. Я прекрасно помню то время, когда эту идею с трудом удавалось проталкивать через всевозможные бюрократические структуры. Ни одно ведомство не хотело брать на себя ответственность. Никто не хотел выпускать соответствующие постановления и положения.
Нам пришлось создавать их самим. Я собрала три группы людей — представителей родителей, учеников, учителей. Все разошлись по аудиториям, и каждая группа сформировала свое видение гимназии и лицея. Затем мы собрались все вместе за круглым столом и занялись обсуждением этих концепций.
Конечно, сегодня наши гимназии и кадетские корпуса существенно отличаются от тех, что были в дореволюционной России. Например, в гимназии принимают не с первого, а с пятого класса, лицеи — учебные заведения, профилированные под вузы. А в кадетские корпуса поступают как дети интеллектуальной элиты, так и, в основном, ребята из семей, потерявших кормильцев.
Опыт Москвы стал интересен и другим городам. К нам приезжает огромное число людей, желающих его перенять, как из России, так и из других стран.
— Кстати, а чье образование, на ваш взгляд, лучше — российское или западное?
— Наше. Это система в полном смысле слова. Она дает ребятам стабильный уровень знаний. Конечно, российские аттестаты не признаются во многих странах, потому что Россия еще не в состоянии войти в мировое сообщество как полноправный член: мы отстаем по продолжительности обучения, у нас пока нет соответствующих стандартов, фактически отсутствуют независимые комиссии, проверяющие уровень знаний учеников.
Но я часто слышу от родителей, чьи дети по разным причинам учатся в школах других государств, жалобы на то, что там дают гораздо меньше знаний, чем в России, да и программы у нас лучше.
— Существует ли какая-то, иерархия образовательных учреждений для московских детей?
— Конечно. Она представляет собой шесть педагогических систем. Поясню, что система в данном случае — это сеть учреждений, определенные педагогические кадры, психологическое сопровождение, методическая документация, финансовая поддержка.
Первая система — учреждения для одаренных детей. Кстати, сформулировав сам принцип несколько лет назад, мы только в этом году смогли создать первое образовательное учреждение такого уровня. Недавно была открыта школа «Интеллектуал», куда попало 70 ребят всеобщей одаренности.
— А что такое «всеобщая одаренность»?
— Этот термин подразумевает, что человек обладает разносторонними талантами — в математике, литературе, музыке, живописи и пр. Но продолжу рассказ об иерархии.
Вторая система — учреждения для детей «продвинутых», способных и мотивированных к учебе. Именно на них и рассчитаны гимназии, лицеи, центры образования, школы с углубленным изучением ряда предметов.
Третья система — для детей со средними способностями. В Москве существует очень много школ, относящихся к этой системе.
Четвертая — интернаты и детские дома для детей-сирот и ребят, лишенных родительского попечения.
Пятая система рассчитана на ребят с девиантным поведением, то есть с отклонениями от нормы. Ребенок может быть интеллектуально развит, но не в состоянии управлять своей психикой. Поэтому его пребывание в обычной средней школе представляется затруднительным.
Формируется и шестая система — для ребят, совершивших правонарушения. Для них в Москве сейчас строится школа, надеюсь, что в следующем году нам удастся ее открыть.
В столице действует очень сильная служба психологической поддержки, в ее штате более 2 тыс. человек. Она работает как в общеобразовательных учреждениях, так и в специальных социальных центрах, которых в столице свыше 30. Задача этой службы — психологические консультации для родителей и детей. Есть и телефон доверия. В прошлом году сюда обратилось около 35 тыс. человек.
Таким образом, московское образование личностно-ориентированное, оно направлено на каждого ребенка.
— Какого вы мнения о частных школах? Ведь в Москве их сейчас появилось очень много. Качественное ли они дают образование?
— На самом деле таких учреждений не так уж много. В столице их всего 252.
По уровню обучения все они очень разные. Есть сильные школы, с превосходным преподавательским составом, есть средние, а есть и совсем плохие.
На мой взгляд, они не составляют конкуренции государственным учреждениям. Просто там у администрации и учителей больше свободы для творчества.
— Вы руководите департаментом давно. Как произошла адаптация этого учреждения к новым рыночным условиям?
— В борьбе. Особенно трудно было в первые годы перестройки. А самыми непримиримыми нашими противниками оказались депутаты-демократы первого созыва городской думы. Они пытались разрушить все, что осталось от СССР, в том числе и систему управления образованием.
Мне приходилось тратить очень много времени, сил, здоровья на то, чтобы доказать этим людям, что ни одна цивилизованная страна не может существовать без централизованного управления системой образования.
Был один, особенно напряженный день, первую половину которого я объясняла депутатам всех рангов, начиная от районных и заканчивая городскими, что значит управлять системой образования. А потом состоялось заседание специальной депутатской комиссии, на котором мою профессиональную компетентность обсуждали 35 депутатов. Все завершилось тайным голосованием.
Меня поддержали почти все, за исключением двух человек: один воздержался, а другой проголосовал против. Он этого и не скрывал. А мотивировал свое решение тем, что, опросив всех директоров школ и учителей своего округа, он пришел к выводу: я хороший профессионал и руководитель, но есть один существенный недостаток — когда-то я была секретарем райкома партии.
— Ваш департамент тогда столкнулся еще и с проблемами недофинансирования школ и детских садов…
— Ну, денег нашим дошкольным и школьным образовательным учреждениям никогда не хватало. И не слушайте тех, кто все материальные проблемы школ относит к настоящему времени. Я сама была учителем, сначала младших классов, затем истории, и знаю, как обстояли дела во времена СССР.
После революции 1917 года не было такого периода в жизни нашей страны, чтобы учитель получал достойную зарплату. И очень жаль. Кроме того, финансирование школы всегда строилось по остаточному принципу. И сегодня школа финансируется лишь на 50%.
Увы, такова действительность: если бюджет не в состоянии поддерживать школу, делать это придется родителям тех детей, которые в ней учатся. Почему родители должны платить из собственного кармана за охрану школы? Да потому, что вместе с ее администрацией они обязаны сохранить жизни своих детей.
— Насколько я знаю, московские учителя получают больше коллег из регионов. С чем это связано?
— Мы не можем влиять на заработную плату учителей, эту политику определяет не наш департамент. Зато Правительство Москвы взяло на себя заботу о поддержании социально-защищенных статей городского бюджета. Они финансируются на 100%. Это начисления к зарплате, различные льготы. Кроме того, мы покрываем затраты на питание детей, на коммунальные услуги школ. А вот капитальный ремонт в состоянии поддержать лишь на 40%, поставку компьютеров и оборудования классов тоже на 40%, что уже неплохо.
В результате нам удалось сделать так, чтобы на 31 московского школьника приходился один компьютер. Замечу, что во всей России только к 2005 году планируется снабдить одним компьютером каждых 80 учеников.
Мы опережаем всю страну в плане информатизации и компьютеризации образования. Практически все московские школы подключены к Интернету.
Кроме того, в этом году мы дали школам 120 новых кабинетов физики и химии, 120 кабинетов биологии, 190 кабинетов начальных классов, 340 компьютерных аудиторий.
— Сейчас много говорят о модернизации системы российского образования. Ваше отношение к ней?
— Самое положительное. В Москве модернизация началась уже давно — с создания новых видов и типов учебников. Кстати, только в столице дети получают бесплатные учебники за счет бюджета города. Школьники, педагоги готовы к предстоящим преобразованиям, не пугает нас и единый государственный экзамен.
В столице давно работают школы полного дня, уже 219 столичных школ перешли на данный режим. Несмотря на то что это дорогостоящий процесс, планируется перевод на него и других школ. Так что предстоящие преобразования не являются для нас чем-то новым и неожиданным.
— Нередко приходится слышать жалобы на то, что уровень образования российских детей упал. Так ли это?
— Нет. Я бы даже сказала, что сегодня этот уровень значительно выше, чем раньше. Мы сами удивляемся тому, какая тяга появилась у ребят к знаниям. Да, школьники стали меньше читать, но многое им заменил компьютер. Ведь дети ходят в Интернет не играть, а работать, «скачивать» рефераты, темы сочинений, нужные им книги и статьи.
А то, что ребята сейчас не интересуются классической литературой, безусловно, плохо. Но, на мой взгляд, здесь вина учителей литературы: они не смогли заинтересовать ею детей.
Вот результаты выпуска 2003 года. Каждый четвертый московский ребенок — а в столице более 1 млн учащихся — окончил школу без троек; 3,3 тыс. — с аттестатами на «отлично», но не получили медали; 5 тыс. (6,5% выпуска) — обладатели золотых и серебряных медалей; 14 тыс. выпускников награждены похвальными грамотами. Такого количества медалистов у нас никогда не было!
Во многих школах сегодня оказалось престижным хорошо учиться. Если раньше отличников одноклассники презрительно обзывали «ботаниками», то теперь все изменилось. Детям стало стыдно получать плохие оценки. И таких учебных заведений становится все больше.