АЛЕКСАНДР И НИНА ПАНЮКОВЫ. СЕМЬЯ — ЭТО ТОЖЕ ТВОРЧЕСТВО

Беседу вела Ирина КВАТЕЛАДЗЕ
Фото Олега ЛАЗАРЕВА

«ВОТ ЕСТЬ МУЗЫКАНТ, КОТОРЫЙ ИДЕТ ИГРАТЬ В РЕСТОРАН, ПОТОМУ ЧТО ЭТО ЕГО
РАБОТА. ПОТОМУ ЧТО ЕМУ ЗА ЭТО ДЕНЬГИ ПЛАТЯТ. ХОТЯ ОН ИГРАЕТ, БЫТЬ МОЖЕТ, НИЧУТЬ НЕ ХУЖЕ, ЧЕМ ТОТ, КОТОРЫЙ ИГРАЕТ В ОРКЕСТРЕ. ТАК ЖЕ И МЫ.

МЫ ПИШЕМ КАРТИНКИ И ЗАРАБАТЫВАЕМ НА ЭТОМ ДЕНЬГИ».

ВЫ ВМЕСТЕ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ. И ВСЕ ЭТИ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ
ЕЩЕ И РАБОТАЕТЕ ВМЕСТЕ? КАК ВАМ ЭТО УДАЕТСЯ?

АЛЕКСАНДР: Я тебе могу сказать по секрету — не живем!
Мучаемся (смеется)!

ВЕРЮ И НЕ ВЕРЮ. ВЕРЮ, ЧТО МУЧАЕТЕСЬ. И НЕ ВЕРЮ,
ЧТО МУЧАЕТЕСЬ.

А.: Понимаешь, сначала, по молодости, хочется делать что-то
такое… какие-то вещи значимые… Знаешь, искусство, все
такое… Пишешь! Все приезжают, хлопают тебя по плечу, говорят, что здорово. А кушать-то хочется. Ребенок идет мимо
киоска и говорит: «Папа, хочу cникерс», а у тебя денег нет.

И начинаешь делать что-то, что понравилось бы людям. Мы,
конечно, профессионалы. Но мы работяги от искусства. Сидим друг напротив друга и работаем.

НИНА: На самом деле это даже хорошо, что вдвоем. У нас так
получается, что периоды невостребованности, если так можно сказать, они как бы чередуются…

А.: Если вот сейчас покупают мои картинки, то Нина ищет что-то
новенькое. У меня перестали покупать, оказалось, что она чтото нашла. Мы постоянно кормим друг друга. Поэтому нам легче.
Н.: А бывает и по-другому…
А.: Еще как бывает. Вот приходит Ниночкин клиент. Стоят мои
работы и ее, вперемешку. Неподписанные, разумеется. Он
ее работы в упор не видит — только мои. Потом приходит
мой клиент. И ситуация — ровно наоборот. Мои работы он
вообще не замечает, а смотрит только на Ниночкины.
Н.: Вот что клиент понимает? Но он четко определяет — вот
Сашины работы, а вот мои.

Нина ПАНЮКОВА «Сухаревская башня»,
2001 г., холст, масло, 35х40

У ВАС ТАКОЕ СОГЛАСИЕ… НЕУЖЕЛИ НЕ СПОРИТЕ НИКОГДА?
А.: Еще как спорим! У-у… До сих пор. Подходит и спрашивает:
почему ты так скомпоновал? Что ты сделал-то? Где свет? Где
тень?» Сначала обидно, а потом задумываешься… Или вот недавно — я сижу рисую лошадь. Два часа рисую. Она подходит
и говорит так задумчиво: «У тебя такие ноги…» И молчит.
Н.: (Улыбается.)
А.: Я ей: «Какие — такие? Короткие? Длинные?» Молчит!

Н.: (Смеется.)

А КАКИЕ БЫЛИ? ЧТО ОКАЗАЛОСЬ?
А.: Мало того, что не могла подойти раньше и посмотреть…
Я писал, мучался… А оказалось, что их надо шире сделать — они слишком тонкие. Как у скакуна получились, а надо было
как у тяжеловеса.
Н.: Из-за рам спорим…

А.: Да уж… Подбор рамы — это вообще плач и крик.

ПОЧЕМУ?
А.: Потому что написать картину — это еще полдела. Остальные полдела — подобрать раму. Когда люди покупают и говорят «я сам», то это все… конец. Потом приходишь, смотришь — ужас. Убита картина. Правильно подобрать раму —
это 50% того, что картина состоялась. Понимаешь, вот есть человек, личность. Он состоялся, он интересен. Вот как его подать? Как передать его манеру поведения? Его renomm / ee, наконец?

Н.: Это такие тонкие моменты…

А.: Чем больше картина, тем меньше рама. У больших работ
рама маленькой должна быть, а у маленьких — у-у-у… Но это
наше мнение с Ниночкой.

Александр ПАНЮКОВ «В ожидании прилива»,
2002 г., холст, масло, 40х50

КАК ДОЛГО ВЫ К ЭТОМУ ШЛИ?
А.: Очень долго. Какое-то понимание пришло, когда стали
выездными.
Н.: Видение другое появилось. Изменился взгляд.

А.: Мы когда выезжаем куда-то, то очень много времени проводим в музеях — ходим, смотрим… Там вкус формируется.

Потом две головы всегда лучше, чем одна. Один видит одно,
другой — другое. Правда, миролюбие такое, это пока ходим и
смотрим. А как только работа, когда писать начинаем — не
дай Бог, она залезет ко мне в палитру!

А ЧТО ТАК?
А.: Ну, она сидит рисует колокольню. Я подхожу, а она кривая…

КТО?
А.: Колокольня (смеется).

А ПОМОЧЬ? ПОПРАВИТЬ?
А.: Не могу. У нее неправильно краски на палитре выдавлены…

Н.: Это у тебя неправильно краски выдавлены (смеется)!

А.: У меня краски на палитре правильно выдавлены! Я сажусь и
полчаса ищу, где у нее нужный цвет! Потом злиться начинаю. А у
меня все под рукой — я не глядя нужную краску нахожу. А у нее
два часа нужно искать эту краску, и все равно окажется не то!

ТАК Я НЕ ПОНЯЛА — У КОГО ПРАВИЛЬНО? У ТЕБЯ ИЛИ
У НЕЕ?

А.: У нее (смеется)!
Н.: У него (смеется)!

А ВЫ МОЖЕТЕ ДОПИСАТЬ РАБОТЫ ДРУГ ДРУГА?
Н.: Нет, я бы не сказала.
А.: Знаешь, в чем проблема… Вот когда у меня что-то не получается, Нина садится мне помочь. Ей кажется, это великолепно, а я беру и все снимаю мастихином (специальный нож
—Ред.
). И ору — отойди от моей работы! Так же и она. Она
вот в городских пейзажах лица людей принципиально не пишет. Она считает, что это не нужно.
Н.: Я пишу определенным образом…
А.: А когда работа большая, лица тоже большие. А их нет. И я
сяду и допишу. Если я не успею ее быстро клиенту увезти, начинается ор.
Н.: Я не могу! Маленький такой человечек, а у него тут реснички (возмущенно пожимает плечами)!
А.: А я обожаю это (довольно улыбается)!

Александр ПАНЮКОВ «Ожидание»,
2000 г., холст, масло, 35х32

У МЕНЯ БЫЛА ПРИЯТЕЛЬНИЦА — ТОЖЕ ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. А ЗАМОМ У НЕЕ БЫЛ ЕЕ МУЖ. ТАК ВОТ КОГДА
ОН ПЛОХУЮ ЗАМЕТКУ СДАВАЛ, ОНА ЕМУ КРИЧАЛА — Я
С ТОБОЙ РАЗВЕДУСЬ! А У ВАС КТО КОМУ КРИЧИТ ЭТО?

А.: Никто. Я очень бережно отношусь к семье. И думаю, Ниночка тоже. Мы вместе 20 лет. 22 ноября юбилей будет. И я
горжусь тем, что все эти 20 лет семья у нас на первом плане.

Семья — это тоже творчество. Только совсем другое. Оно как
бы переходит в воспитание ребенка. У нас так.

Н.: Творчество — оно в мастерской существует. Нам творческие отношения не мешают. Все-таки это работа.

А.: Мы можем кричать и спорить по поводу работы. А дома
не бывает такого. Я очень горжусь своей семьей.

А КАК ВЫ ПОЗНАКОМИЛИСЬ?
А.: В школе. Мы вместе учились в Московской средней
художественной школе при МХТИ им. В.И. Сурикова. Нина
училась в классе «А», а я учился в классе «В». Но она была
очень красивой девочкой… Она мне так нравилась, но я
стеснялся подойти, боялся. Потом Ниночка поступила в институт, а мне не дали. Послезавтра экзамен, а меня ночью
пришли и забрали в армию по спецнабору. Я пришел из армии и пошел поступать.
Н.: Мы учились в школе 6 лет. Правда, познакомились только на выпускном вечере.
А.: Я отдавил Ниночке ногу, поэтому и познакомились. Так бы
я ни за что не подошел, не решился бы. Слишком была хороша. Пришел из армии, иду по коридору в Строгановке. Идет
Вика, девочка, которую я до армии очень хорошо знал. Я ей:
«Вика, привет!» А она на меня так посмотрела и как-то стороной, стороной… Я так расстроился. Может, я плохо выгляжу?
Смотрю, идет Нина. Подходит и говорит: «Саша, это ты?»

Н.: Представляешь, он в школе без бороды был, а тут
борода… (улыбается).
А.: Через 25 дней мы подали заявление в ЗАГС.
Н.: Не через 25…

А.: Молчи, женщина! Через 25 дней…

Н.: Через 3 месяца.
А.: Я не буду спорить. Женщина всегда права.

А ЕСЛИ ОНА НЕ ПРАВА, ТО У НЕЕ НАДО ПОПРОСИТЬ
ПРОЩЕНИЯ.

А.: Ниночка, прости. Был не прав (смеется)!

Н.: Он вернулся из армии, когда я закончила второй курс.
А.: Я поступал в Строгановку 5 лет. Все пять лет спецы (творческий конкурс — Ред.) сдавал без проблем. А вот другие экзамены… Первый год меня поймали на шпаргалке. Второй — завалил историю. Появился страх перед экзаменами. Нарисовать —
наплевать. А остальное… Все знаю, а сдать не могу. Потом срезался на причастных и деепричастных оборотах (смеется). Для
человека, который отслужил два года в армии, два года отработал художником на комбинате и зарабатывал к тому моменту
уже совсем неплохие деньги, это было все-таки непросто.
Н.: На четвертый год он сдал все.
А.: Но взяли все равно не меня. Конкурс был 29 баллов. Я набрал 29, и еще один — тоже 29. У него было 5 лет стажа, и он
работал краснодеревщиком. Ему было уже 35 лет, и взяли его.

Мне сказали: понимаешь, старик, у него последний шанс, а ты
еще успеешь, на следующий год поступишь. На следующий год
я поступил. Пришел, и мне стало жутко скучно. Это был 1987
год. Я уже здорово зарабатывал. Не хочу говорить сколько.

Я как-то посмотрел на все на это, и мне стало смешно.

ТО ЕСТЬ ТЫ ТАК И НЕ ЗАКОНЧИЛ ИНСТИТУТ?
А.: Не закончил.
Н.: Он пришел на просмотр работ, а преподаватель ему говорит: а ты-то что здесь делаешь? Разве ты не закончил уже?
Зачем тебе?
А.: А потом начались очень хорошие заработки. Картины шли
на ура. До 1990 года жили как сыр в масле. Весело. Все было за две цены. Приходишь в магазин. Стоит телевизор цветной — 100 рублей. Спрашиваем — нету. Две цены — и тебе
его привозят на дом.

А ПОТОМ?
А.: А потом была вешалка. 1991 год. Картины вообще перестали продаваться. Было так тяжело…

Н.: Года через полтора, в 1993-м, стало как-то нормализовываться. Нашли что-то такое, начали писать.
А.: Все-таки надо писать, писать… Писали с натуры и что-то нашли. Нина стала писать натюрморты огромные, 2 х 1,2 метра.

Большие такие работы, в русском стиле. И обязательно букет
полевых цветов. Жили на даче во Владимирской области, писали букеты — все по сезону. Сирень, черемуха, маки, васильки, ромашки, а заканчивали подсолнухами. Три недели пишешь — потом приезжаешь на набережную, все за 2—3 дня
продается. И опять на три недели писать. Корзины с грибами,
самовары…

Н.: С натуры все продавалось очень хорошо. Потом почемуто это прекратилось… Может, потеряли что-то? Устаешь всетаки… Хочется писать по-другому…

Нина ПАНЮКОВА «Вечерняя Москва», 2002 г., холст, масло, 40х50

А КТО ИЗ ВАС ЛИДЕР?
А.: Я думаю, что Нина лидер.
Н.: В чем-то Саша, в чем-то я. Мы не пересекаемся. У нас четкое разграничение…
А.: Условно говоря, я занимаюсь материалом. Моя проблема найти, достать, купить. Есть вещи, в которые Нина просто
не лезет. Закупка рам, например.
Н.: Но я могу покапризничать. Хочется такое-сякое… (смеется).
А.: Холсты — это тоже мое. Потому что грунтуем сами. Это
уже дело принципа. Чтобы через 5—7 лет холст не треснул,
краски не потемнели. Ну, чтобы стыдно не было. У нас есть
старые рецепты, мы только по ним работаем.
Н.: Краски специальные подбираем. Саша работает французскими и голландскими. Я только голландскими. Еще и кисти моя забота.

ЭТО ТО, К ЧЕМУ ВЫ ПРИШЛИ ЗА 20 ЛЕТ. НО НАВЕРНЯКА ЖЕ БЫЛИ КАКИЕ-ТО ПРОБЛЕМЫ?
А.: Бытовые были, наверное. Даже наверняка. Но я не помню
уже. А в творчестве их особо и не было. Любой творческий мир
очень сложный. И коллеги, вольно или невольно, но с большим удовольствием подойдут и скажут что-то нелицеприятное.
Н.: Мы к этому приучены еще со школьной скамьи. Поэтому
мы всегда поддерживаем друг друга. Если у Саши не получается что-то, я стараюсь его морально как-то поддержать.

И так было с самого начала.
А.: Поддержка друг от друга очень большая.
Н.: У очень ярких художников всегда существуют большие
амбиции по отношению к мужу или жене. Если меня ругают,
то я в общем-то и не обращаю внимания. Но если при мне ругают Сашины работы, то это все… Так вот сложилось.
А.: Знаешь, мне ее работы продавать намного проще. Я про
ее картины могу такую песню спеть — и продать. А свои…
Мне сразу становится стыдно. Я тут же вижу, что бы надо бы
исправить. Так же и она смотрит на свои.

Нина ПАНЮКОВА «Театральный проезд», 2000 г., холст, масло, 40х50

ПРОДАЖАМИ ТОЛЬКО САША ЗАНИМАЕТСЯ?
Н.: В основном, конечно, Саша общается с клиентами, с галерейщиками. Но мы же неизбежно пересекаемся. Я их всех
знаю, они у нас дома бывают.

А КАК ВЫ ПРИДУМЫВАЕТЕ СЮЖЕТЫ?
Н.: Я не знаю. Когда я пишу в основном городские пейзажи,
то это какое-то состояние, настроение… Я иногда даже придумывать не успеваю, потому что тема востребована. Люди
приходят и сами просят: я бы хотел Тверскую, или Покровку,
или Замоскворечье… В общем, что-то старое. А Саше заказывают морские пейзажи или жанровые сюжеты.

Нина ПАНЮКОВА
«Церковь Мартина
Исповедника»,
2003 г. , холст, масло, 35х40

У ВАШИХ РАБОТ ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНАЯ СТИЛИСТИКА. ЭТО ИМЕННО ТО, ЧТО СЕЙЧАС ПОЛЬЗУЕТСЯ СПРОСОМ? ИМЕННО ТАКОЕ НАСТРОЕНИЕ?
А.: Да, это эмоции. Вообще работа состоялась, если в ней
есть эмоция. Если ты тупо сделал все красиво, но эмоции нет,
то и картины нет.
Н.: Эмоция, всплеск, состояние… Если, конечно, сумеешь
передать.

А ВЫ ДЛЯ СЕБЯ КАК-ТО ОТМЕЧАЛИ, КАК МЕНЯЕТСЯ
СПРОС НА ЭТИ ЭМОЦИИ, ОТРАЖЕННЫЕ В РАБОТАХ?

А.: Осенью шизофреники просыпаются (смеется). А если серьезно, то не знаю. Мы делаем то, что нам нравится. И нам за это
платят. Это и есть счастье. Много большее, чем пойти купить
краски и просто писать. И самый большой страх — потерять это.
Н.: Чувства, эмоции, восприятие мира, красоты… Это наше
восприятие. Мы так видим и так пишем. Почему? Объяснить
никто не может.

А ПРОДАВАТЬ НЕ ЖАЛКО?
А.: Поначалу, когда очень удачная работа, продавать очень
жалко. Вот это трагедия художников. Потому что она начинает у тебя стоять, через полгода она тебе надоедает, видишь
огрехи, которые раньше не замечал и которые хочется поправить. Но исправлять — только портить. Поэтому когда
удачная работа, надо уметь с ней расстаться. Пусть она уйдет, а о ней останутся воспоминания. Пусть кто-то купит.

Ведь картины — это не лекарство и не водка, которые все
все равно обязательно купят. Картину покупают, потому что
эмоция разбудила в человеке что-то. Что-то в нем проснулось, и он хочет достать деньги и отдать их за нее. Это дорогого стоит. Эта твоя эмоция будет висеть у кого-то на стене.

Он будет просыпаться каждый день и смотреть на нее. Она
будет каждый раз по-разному освещена и каждый раз подругому восприниматься. Мы научились расставаться со
своими работами с удовольствием.

А КТО ПОКУПАЕТ?
А.: Да все. Самые разные люди. Бабушка, которая бутылки собирает. Милиционер. Нефтяники, домохозяйки, стоматологи.

Александр ПАНЮКОВ
«Любимый цветок»,
2001 г., холст, масло, 45х21

А КАК У ВАС ПОЯВЛЯЮТСЯ КЛИЕНТЫ?
А.: В основном, с выставок в ЦДХ. После них издается каталог.

Люди начинают звонить, мы их приглашаем. Единственная с
клиентами проблема — в дом приходится приглашать.

ЧТОБЫ РАБОТАТЬ ДОМА, НУЖНА БОЛЬШАЯ САМОДИСЦИПЛИНА…
А.: Самодисциплина — это спортзал три раза в неделю. То
есть мы работаем до 4—5 часов, потом на полтора-два часа
в спортзал. А после спортзала отдохнул — и опять работать.

А КАК ЖЕ ВДОХНОВЕНИЕ?
А.: А оно всегда тут. Ты пришел, а оно тебя уже ждет.
Н.: Это образ жизни. А потом мы ведь великих работ не создаем…

А.: Мы такие трудяги от искусства.

А КАК ЖЕ ТВОРЧЕСТВО?
А.: Творчество… Работа. Вот представь себе, ты мне звонишь, а я тебе говорю: «Не могу сейчас, творю…» (смеется).

Или я утром встал и пошел — куда? Творить? Нет, работать.
Н.: Работаем мы.

Александр ПАНЮКОВ
Родился в 1963 году в Москве.


Окончил Московскую среднюю
художественную школу при
Московском государственном
художественном институте
им. В.И. Сурикова.


Член Творческого союза
художников России с 1999 г.


Участник выставок с 1990 г.


Произведения находятся
в частных коллекциях более чем
20 стран мира.


Нина ПАНЮКОВА
Родилась в 1963 году в Москве.


Окончила Московскую среднюю
художественную школу при
Московском государственном
художественном институте
им. В. И. Сурикова в 1982 году.


Московское высшее
художественно-промышленное
училище (бывшее Строгановское)
в 1987 г. Член Творческого союза
художников России с 1999 г.


Участник выставок с 1990 г.


Произведения находятся
в частных собраниях России,
Германии, Голландии, США,
Франции, Италии и других стран.


СОВМЕСТНЫЕ ВЫСТАВКИ:
2000 г.


Две персональные выставки,
ЦДХ, Москва
Московский международный
художественный салон
«ЦДХ-2000»
Галерея «Аврора», ЦДХ, Москва
2001 г.


Персональная выставка,
ЦДХ, Москва
Московский международный
художественный салон «ЦДХ-2001»,
галерея «Вдохновение»,
ЦДХ, Москва
II Internationales Kunstfestival,
Магдебург, Германия
2002 г.


Московский международный
художественный салон
«ЦДХ-2002»,
Галерея «Бель-Флер»,
ЦДХ, Москва
Дни русской культуры,
Шербур, Франция
2003 г.


Московский международный
художественный салон «ЦДХ-2003.


Новое поколение», ЦДХ, Москва
2004 г.


Московский международный
художественный салон «ЦДХ-2004.


Экология», ЦДХ, Москва