Эмма ШАНЦ
«Я всегда верила и продолжаю верить, что о действительно важных вещах говорить невозможно».
Для всего мира она – блистательная актриса, воплощение истинной француженки.
Для самих французов – часть мифологии, часть их мировоззрения. Она такое же достояние Франции, как Марианна, Наполеон Бонапарт, Эйфелева башня, парижские кофейни и собор Notre-Dame de Paris.
А для себя самой?
Этой женщине любовь самых известных, самых знаменитых и талантливых, самых обаятельных и богатых мужчин доставляла одни неудобства… Хотя она неизменно утверждала: «Любовь для меня важнее славы, а счастье важнее успеха». И противоречила себе, всякий раз сама уходя от них: «Лучший способ сохранить любовь мужчины – не выходить за него замуж».
Денев всегда честно признавалась: «Конечно, я боюсь, как и все женщины, постареть. Даже немножко больше, чем остальные, потому что для актрисы это очень важно. Было бы ложью уверять в обратном». Но, несмотря на страх или благодаря ему, в свои шестьдесят с лишним лет она выглядит блистательно, вызывая истинное восхищение.
Она всегда хранила молчание о себе, предпочитая держать в строгой тайне свою частную жизнь: «Я люблю все хранить в секрете. На мой взгляд, личное должно оставаться личным. Иногда во время какого-нибудь интервью я проговорюсь и скажу что-то сугубо личное. Не было случая, чтобы я потом не пожалела об этом».
И еще: «Я всегда верила и продолжаю верить, что о действительно важных вещах говорить невозможно».
Но что для нее действительно важно?
«Моя жизнь интересует меня больше, чем моя работа. Если бы я не была актрисой, то она была бы, без сомнения, менее интересной. Но моя профессия – лишь половина моей жизни, которая никогда не была для меня главной. Я с удовольствием просыпаюсь утром и иду на работу. Но я всегда счастлива возвращаться вечером домой… Мне необходимо работать, необходимо высказываться профессионально, но моя семья, мои дети – это главный смысл моей жизни, это первостепенно для меня. У меня есть друзья, с которыми я дружу вот уже двадцать лет. Они – это то, чем я действительно дорожу».
«Я люблю Рождество больше, чем Новый год. Потому что Новый год – это все же обязательство. Непременно нужно быть веселым, непременно надо отмечать. Но ведь это очень незначительный праздник. За исключением, быть может, тех лет, когда изменяются века».
«Есть люди, которым Рождество приносит что-то меланхолическое. Я их очень хорошо понимаю. Но я обычно настолько занята приготовлением рождественского обеда, что мне не до меланхолии. Мы очень многочисленная семья».
«Я обожаю смотреть на детей в Рождественскую ночь. Мы поднимаем их в полночь, чтобы отдать им подарки…
Я смотрю на них и думаю, что они – это главное, что я узнала в своей жизни. В них – ее продолжение».
Весной этого года в Париже увидела свет книга Катрин Денев «В тени себя самой», рассказывающая как раз о ее «профессиональной стороне», о работе актрисы. На презентации Катрин Денев сказала: «Я никогда не писала биографий. У меня было множество проектов, но я от них отказалась. Даже выкупила обратно контракт у одного американского издателя. Чтобы писать, нужен талант. И потом у меня нет никакого желания рассказывать о своей жизни. Профессиональная сторона интересует совсем немногих. Публика ждет анекдотов из личной жизни. А личная жизнь принадлежит только мне самой, и я не хочу ее раскрывать».
Она не изменила себе. О том, что действительно важно, о своей личной жизни она старалась умолчать. Другое дело, что совсем уж себя не раскрыть у нее не получилось.
«Мне было нужно очиститься, но до конца откровенной я не была. Это немного крутое, обескураживающее и вызывающее чувство неудовлетворенности возникает иногда потому, что вы не находите там некоторых режиссеров и потому что я не рассказываю о пассажах моей частной жизни. Но я поступаю хуже – я говорю о своей личной жизни. Я в центре себя самой, я в центре моего кино. Я заставляю людей, которых я не знаю, разделить со мной наиболее личные мои переживания. Но полностью свои записки я никогда не смогу опубликовать. Это всегда будет слишком личным».
Она публикует свои дневниковые записи, сделанные во время съемок фильмов «Апрельские безумия» (Стюарт Розенберг, 1969), «Тристана» (Луис Бунюэль, 1969), «Индокитай» (Режис Варнье, 1992), «Восток-Запад» (Режис Варнье, 1999), «Ветер в ночи» (Филипп Гарель, 1999), «Танцующая в темноте» (Ларс фон Триер, 2000). Та часть ее жизни, с 1969 по 2000-й, которая была скрыта ото всех.
Легкомысленные, серьезные и очень грустные слова, которые создают автопортрет актрисы – печальной, неисправимо ироничной, неудовлетворенной собой и окружающими. И еще – безумно одинокой.
Первые записи относятся к 1969 году.
«Это был очень трудный период моей жизни, когда мне было крайне тяжело сохранять эмоциональное равновесие. Я была одинокой молодой женщиной – на съемках в Америке. С очень маленьким ребенком, которого я обожала. Годом раньше я потеряла свою сестру. Мне было 24 года…»
«АПРЕЛЬСКИЕ БЕЗУМИЯ», СТЮАРТ РОЗЕНБЕРГ, ЛОС-АНДЖЕЛЕС, 1969
Воскресенье, 22 сентября
Так трудно жить с его друзьями. Когда я работаю, я всегда нетерпима. Без съемок умираю от скуки.
Возвращаюсь все время поздно и чувствую себя очень уставшей. Мне опротивела суггестивная камера Стюарта. Очень хочется закончить сцены.
Родители выздоравливают. Хоть это радует.
Суббота, 28 сентября
Пасмурная погода. Я просыпаюсь очень поздно. А час спустя уже иду за покупками, которые нужно сделать до отъезда. Настроение не очень. Мало работы, а безделье меня всегда угнетает. Чтобы хоть как-то себя поддержать, покупаю классические диски. Надо быть серьезней…
Вторник, 1 октября
Снова съемка. Завтракала крутыми яйцами в «Караване». В субботу уже буду в Париже. У меня шар в сердце… Где я встречу Рождество? Что буду делать? Мне исполнится 25 лет. Возраст Франсуазы, моей маленькой обожаемой сестры… Но я не стала лучше. Надо меньше работать, чтобы больше прожить.
И потом, спустя 23 года, во время съемок «Индокитая» она снова «окунается» в те события.
«Это не было гробом. Это было хуже. Это был запломбированный гроб. Я не могла волноваться для крупного плана. Я сломалась. Это была годовщина смерти Франсуазы, и, главное, второй раз в жизни я оказалась перед запломбированным гробом. Моя сестра погибла в автокатастрофе очень жестокой смертью… И когда ставили эту сцену, я оказалась к ней не готова. Я была совершенно не способна управлять своим волнением. Я чувствовала, что задыхаюсь. Это было слишком личное. А я не хочу, чтобы моя личная боль отражалась на экране. К тому же мне совсем не хотелось снова погружаться в это».
Она клянется, что никогда не напишет своих воспоминаний. Вот эти выдержки из дневников – все, что она готова обнародовать. «Никакой второй том не предусмотрен». Тем ценнее первый. Так как единственный.
КАНН. 1994
Воскресенье
Первое заседание. Большое, немного печальное бюро. Клинт Иствуд дает мне слово первой. Я собираю все свое мужество, но все равно чувствую, как краснею.
Я возглавляю этот огромный стол с Клинтом. Чтобы его видеть, нужно надеть очки! Прелестный ужин. Нужно заехать в «Мажестик», чтобы обнять Жерара Депардье и Романа Полански. Они все в смокингах. Я чувствую себя немного обеспокоенной. Но напряжение – это нормально. Нужно избегать общественных мест после официальных заседаний.
Жерар похудел. Он колоссален в фильме «Чистая формальность» Джузеппе Торнаторе, но этот огромный вес трогателен. В первой сцене под душем он довольно шокирующ своей белой наготой. Крупный, купающийся, с растрепанными волосами. Этот вес его поглощает, кажется, что он взорвется или доставит боль кому-то, если рассердится или поранится. Это довольно впечатляющее предрасположение к самоубийству. И затем всегда голос – великолепный, музыкальный.
Актерское ремесло – это занятие одинокого человека. Можно находиться на съемочной площадке и чувствовать себя очень одинокой.
Она намеренно «пропускает» Деми, Трюффо, Тешине, хотя они и являются краеугольными камнями ее фильмографии. Но это ее право.
«Мой издатель Жан-Марк Роббер, узнавший о существовании этих записок, очень заинтересовался ими. Собственно, это его желание. Но некоторые имена и некоторые события, которые показались мне слишком уж печальными, я предпочла изъять…
Этот дневник был моим компаньоном на протяжении всех этих лет. Но это дневник моей профессиональной жизни. Личного дневника я никогда не вела. У меня всегда была напряженная и частично тайная личная жизнь, и я не хотела рисковать. Я не хотела, чтобы однажды это появилось вдруг в газете или журнале».
Поэтому все опубликованные записи – только о работе, только о кино.
КАНН. 1994
Понедельник
«Три цвета. Красный» Кшиштофа Кесьлевского. Очень красивый, серьезный, немного медленный, великолепный Жан-Луи Трентиньян. Очень трогательный.
Поужинать в «Мельнице». В честь Клинта. Надеюсь, я смогу коснуться «Мостов округа Мэдисон», так как я сижу рядом с ним.
Стол достаточно большой, а ужин достаточно длинный, чтобы можно было поболтать. Умная, тонкая, красивая Жанна Моро. Возвращение слишком поздно.
«У каждого есть своя собственная причина ошибаться. Таким образом, мы избавлены от того, чтобы осуждать, и таким образом, можем свободнее любить», – Кончаловский.
«Дон Жуан де Марко». Довольно однородные мнения. Ни большой дрожи, ни большой неожиданности. Семь призов для 23 фильмов. Жюри будет строгим.
«Дорогой дневник» Нанни Моретти. Еще не удар молнии, но настоящая нежность.
Когда на Каннском фестивале 1994 года, где сопредседателем жюри была Катрин Денев, фильму Квентина Тарантино «Pulp Fiction» (в русском прокате – «Криминальное чтиво») была присуждена «Золотая пальмовая ветвь», в зале поднялся шум.
КАНН. 1994
Суббота
Вечером я увижу Тарантино. «Утомленные солнцем» Михалкова. Очень красивый фильм, очень чеховский. Заседание жюри ближе к вечеру. Мы почти соглашаемся, за исключением Моретти. Я его люблю больше, чем другие, так же как Михалкова.
Тарантино вчера был принят единогласно. Персонажи более броские. Чем можно было представить. Жестокий, странный. Великолепная постановка.
Утро
Мы идем с Изабель и Жан-Ивом пить виттель в «Порто Канто». Грустно. У меня этого всегда достаточно.
«Награждение сопровождалось настоящим криком негодования в зале! Крики, крики… Мини-скандал. Присудили «Золотую пальмовую ветвь» очень жестокому фильму. Но в то же время это же авторский фильм. Я не люблю насилия в кино, но в фильмах Тарантино именно насилие очень точно разоблачает насилие. Теперь, десять лет спустя, мы говорим о «Pulp Fiction» как о шедевре».
Она в своей книге и скрытна, и одновременно откровенна. Слишком даже откровенна. И ее упрекнули. В том, что «сила письменного слова ужасна». «Да, я в своей книге довольно строго говорю о некоторых людях. Но это не мешает мне восхищаться ими. Тем, что они делают и кем являются».
«ТРИСТАНА», ЛУИС БУНЮЭЛЬ, 1970
Четверг, 6 октября
Великолепный вид на реку и развалины… Бунюэль говорит, что хотел избежать туристической стороны Толедо.
Я не могу сдержаться и шутя говорю, что этот новый план с пейзажем очень эстетический. Он смеется и злится.
Десятью минутами позже он мне говорит, что не любит обилия планов и что план, где чувствуется, как камера убегает, будем переделывать…
Я в отчаянии. Потому что вынуждена констатировать бесконечный пересмотр и бесконечное переделывание. Даже если речь идет о шутке.
Теперь надо ждать целый час.
Я нашла маленькую черную собачку и взяла ее к себе на колени.
Бунюэлю очень нравится эта идея. Он просит взять собачку в кадр. Мы смеемся, потому что потом будут говорить, что это глубокий замысел художника…
Вторник, 23 декабря
Задний план с пианино: нога подвернута, а колено как культя. Я останусь такой на этом последнем изображении – на 20 сантиметров выше земли. Камера на земле, и целая команда смотрит на меня и на то, что под моей юбкой…
«Получилось так, что он (Ларс фон Триер – прим. Ред.) полностью посвятил себя тем крайним затруднениям, которые у него были с Бьорк, немного даже забыв обо мне и об остальных. Фильм никогда не бывает справедливым сотрудничеством актера и режиссера. А она (Бьорк – прим. Ред.) в своей работе в музыке привыкла к тому, что последнее слово всегда остается за ней. Все это окончательно сломало привычный бесперебойный ход съемки».
«ТАНЦУЮЩАЯ В ТЕМНОТЕ», ЛАРС ФОН ТРИЕР, 2000
Понедельник, 12 июля
Восемь часов в студии. Готовимся. И вдруг новость – Бьорк не придет. Ей не нравится финал, а Лар не уступает. Английский агент ему сказал, что она не хочет вести переговоры, игнорируя условия контракта. Удивительная непоследовательность по отношению к работе. Как это возможно?
Я представляю Бертрана, своего агента. Если бы я его разбудила часов в 6 утра и заявила, что отказываюсь сниматься. Она привыкла быть в центре и хочет все контролировать.
К 11 часам в кафе студии все вроде бы рассмотрено. Но вначале адвокаты выясняли, у кого какие права на музыку. Она продолжает? Или отказывается сниматься?
Несколько часов спустя возвращается Лар, лихорадочно ищущий выход из положения. Ему нужна еще, по крайней мере, неделя, чтобы что-то придумать и спасти фильм. Мне он кажется нервным, израненным, испытывающим отвращение и, наконец, взбешенным…
Однако о самом сердце актерской работы, о работе над ролью она пишет совсем мало. И почти ничего о проникновении в персонаж, который играет.
«Именно умственные вещи не нуждаются в том, чтобы о них писать. Это то, что нужно слишком уж формулировать. И именно это было бы даже бесстыдным. Впрочем, решающая сторона работы над персонажем случается именно в момент воплощения. Но это столь изнурительно, столь напряженно, что, как только я ухожу с площадки, я испытываю потребность в огнестойких дверях. Мне нужно спрятаться в моей квартире или в номере отеля, отгородиться ото всех, потому что я совершенно опустошена, исчерпана. Мне крайне важно личное пространство, куда не имеет права вступать никто».
ТЕШИНЕ, 5-Й. И ДЕПАРДЬЕ, 6-Й
Андрэ Тешине, как Бенуа, относится к тем режиссерам, у которых на все свой особый взгляд. Я собираюсь в Танжере сниматься в своем пятом фильме с Тешине. Я очень стесняюсь, очень напряжена, потому что я его действительно знаю, но в то же самое время я спрашиваю себя: «Смогу ли я его удивить? Это в последний раз?»
Я играю с Жераром Депардье и Жильбером Мельки. Мы так долго не пересекались с Жераром. Он ужасен в жизни, но это прекрасный партнер! Необычайный актер. Только у него такой соблазнительный, магический, «обитаемый» голос…
«Я интересуюсь всем, что делается на сцене, но я не способна руководить! Постановщик призван делать выбор и принимать решение. То, что я люблю и умею, – это помогать в принятии решения. Но не выбирать. Это невероятный груз. Я отношусь к очень зависимым людям, для которых принимать решение – мучительно. Для меня это был бы разрыв! Катастрофа! Я – скрипка, но не скрипач…
Я должна была бы сказать контрабас, впрочем, потому что я его предпочитаю!.. Однажды у меня спросили, почему я люблю этот инструмент. И я ответила: «Потому что между ног кого-то».
Я сыграла роль контрабасистки в фильме Лелуша. Это были невероятные ощущения – держать контрабас между ног…»