Наталия ВОЙКОВА
Фото ИТАР-ТАСС
Историки часто пытались принизить значение «женских правлений» в
России. Успехи и достижения эпохи императриц они, как правило, приписывали окружавшим правительниц фаворитам. Мол, исключительно
государственные деятели-мужчины по-настоящему вершили судьбы
страны.
Но именно женщина провела на руси первую успешную финансовоадминистративную реформу. Благодаря женщине Россия существенно
расширила свои территории. И лишь женская хитрость и гибкость
помогли стране избежать ряда ненужных войн.
Исторические вехи женского правления не
оставляют сомнений — разница в «женском»
и «мужском» ведении государственных дел
огромна.
И все чаще исследователи приходят к выводу: пора воспользоваться историческим опытом
той «женской модели», которая когда-то уберегла Россию от Смутного времени.
Лебяжья политическая шея
Достаточно раскрыть старинные летописи,
чтобы убедиться — в первые столетия русской
государственности женщина если не управляла, то выступала политическим консультантом,
«серым кардиналом», решающим судьбы страны.
Древнерусскую столицу основал не только
князь Кий с братьями, но и «сестра их Лыбедь».
Анна Ярославна, дочь Ярослава Мудрого, выданная замуж за короля Франции, уверенно ставила свою подпись на официальных документах и
активно участвовала в государственных делах
в годы опекунства над несовершеннолетним
сыном. Подобными ей были и другие ее современницы, прославившиеся в Европе не столько
как супруги монархов, сколько как дальновидные и честолюбивые политические деятельницы.
А имя великой княгини Ольги упоминается
в исторических документах всякий раз, когда
речь заходит о выдающихся государственных
делах прошлого. Именно она — победительница древлян — конкурирующего княжества,
стала инициатором принятия православия
русской знатью. И именно она провела первую в истории России успешную финансовоадминистративную реформу. В отличие от всех
предшествующих правителей Руси, собиравших
подати с подвластных народов «отнимая и грабя», Ольга приказала установить фиксированный размер дани, распорядилась о порядке и периодичности ее сборов. Так родилась уникальная система «погостов» — сбора налогов
на местах.
Большая политика с женским лицом отличалась мягкостью черт, мудростью решений и гибкостью ума. А ключевым для российской истории стал «век императриц». Именно в XVIII веке
оформилась целая эпоха, сложилась политическая традиция государства, жившего доселе по
«Домострою».
Без царя во дворце
Уникальность этой эпохи в том, что в течение более 70 лет (с небольшими перерывами)
именно женщины осуществляли высшую власть
в государстве. Малочисленность царской семьи
и дефицит претендентов-мужчин после смерти
Петра I привели к столь долгому присутствию
женщин на российском троне. А также спасли
страну, привыкшую к насилию и непредсказуемости власти, от очередного Смутного времени.
Гендерная альтернатива — четыре императрицы — показала России, что женщинам гораздо
проще, чем мужчинам, преодолеть искушения
нового положения, сохранить от распада и приумножить традиции страны.
Елизавета Петровна вошла в русскую историю, отменив ранее, чем это было сделано в
Европе, смертную казнь.
Екатерина II стала образцом государственного деятеля — ловкого и удачливого, сумевшего,
несмотря на сильнейшие социальные потрясения вроде восстания Пугачева, не проиграть ни
одной войны и существенно расширить территорию государства. Многие по-мужски «волевые»
проекты Екатерины II, такие как попытки разделения властей и создания городских органов
самоуправления, хоть и оказывались нежизнеспособными, но служили образцами для будущих реформаторов.
Эпоху женщин-императриц историки недооценивают, считают временами «пустяков и
забав». Но из праздного на первый взгляд времяпрепровождения вырастали целые пласты
культуры и рождались те самые «женские модели» власти, которые сейчас активно используют
мужчины в современной политике — со своими
«встречами без галстуков», компромиссами и
гибкой дипломатичностью.
Например, в годы правления Анны Иоанновны, Анны Леопольдовны и Елизаветы Петровны
было принято слепое подражание царскому
двору. Но вместе с ним в жизнь дворянства
вошла новая мода на одежду и популярные произведения литературы, повысились требования
к культурному уровню. Знание языков, образование — то, что муштрой и палками навязывал в свое время Петр, стало безболезненно
и эффективно (и для мужчин, и для женщин)
цениться как примета светской жизни. В отходе от тяжеловесной старославянской поэзии,
в «смешеньи языков» постепенно складывался современный русский язык и современные
формы мышления. Тирания моды при Елизавете вовлекала дворянство в бесконечную гонку
за сменой нарядов, экипажей и строительством
дворцов. А это стимулировало движение денег
и собственности, побуждало к предпринимательству.
Государственные дела тогда решались «без
галстуков» — Анна Иоанновна восстановила
«царицыну комнату» — штат приживалок, главной целью которых был сбор сплетен и слухов.
При Елизавете Петровне функции «царицыной
комнаты» — «русского овального кабинета» —
расширились до обсуждения вопросов внутренней и внешней политики. А мудрая Екатерина
заранее обеспечила себе «победу на выборах»,
часами общаясь с потенциальным придворным «электоратом». Она угождала знатным,
влиятельным и близким «кабинету» старушкам,
подолгу беседовала с ними о здоровье, слушала их воспоминания и спрашивала совета.
В своих записках Екатерина II затем напишет:
«Таким простым и невинным способом составила я себе громкую славу, и когда зашла речь о
занятии русского престола, очутилось на моей
стороне значительное большинство».
Не приказывать, а подсказывать
Средства приручения, отработанные на женщинах, Екатерина II успешно использовала применительно к мужчинам, сделав управление
страной своей женской игрой, в которой почти
всегда оказывалась в выигрыше.
Мужской модернизации «сверху» всегда
противостояла женская модернизация «снизу».
И Елизавета, и Екатерина не приказывали, а как
бы подсказывали свои желания, заставляя мужчин поверить в то, что это их собственные цели.
Эпоха правления женщин-императриц стала очень важной связкой в отечественной
истории, заполнившей образовавшийся после
петровских реформ разрыв и смягчившей
насильственную европеизацию, проводимую
государством.
Восемнадцатое столетие в истории России
завершилось указом Павла I, запрещавшим
передавать престол женщинам. Но 70-летнее
присутствие женщины на троне сделало свое
дело: в общественно-политической и культурной
жизни России появился некий «женский фермент», благодаря которому началось быстрое
становление женского самосознания, а вместе
с ним и «женского вопроса».
Тужуркой электорат не соблазнить
Подобного прецедента в истории государственного правления больше не случалось.
Участие женщин в высших органах власти было
бедно событиями.
В эпоху русской революции особенно характерным считался тип женщиныполитработницы: в кожаной тужурке, фуражке,
стриженой и курящей, с портфелем под мышкой
и эмоциями властвования «под стать мужчине».
Он надолго сохранился в СССР, но не помог
женщине быть при власти.
В первом советском правительстве 1917 года
из 67 занимавших различные посты народных
комиссаров числилась единственная женщина
член правительства революционной России —
«товарищ» Коллонтай, недолго возглавлявшая
Народный комиссариат государственного призрения.
Не намного активнее управляли женщины
советским государством до 1991 года. Единицам доверялись ключевые посты. Среди министров советского времени женщины составляли 0,5% — таков был реальный показатель
политического статуса женщин в СССР.
Однако мир менялся. На Западе увеличение
численности женщин в политических структурах
было связано с расширением возможностей
для различных социальных групп и феминистским движением. В России увеличение, скорее,
играло роль социального буфера и средства
привлечения женщин на службу государству.
Еще в 40-е годы XX века американский социолог Дэвид Рисмен противопоставил человека
индустриальной эры, связанного с традиционными нормами поведения, и человека постиндустриальной эры, чье поведение регулировалось скорее модой и соблазнами, которые
предлагало ему общество потребления. В философии постмодернизма первая стратегия оценивается как «мужская», вторая, связанная с
искушением, соблазнением, провокацией, —
скорее как женская.
Если учесть, что мы живем в эпоху потребления, постмодернистская «женская модель» становится все более актуальной. Эта потребность
нравиться и находиться в гармонии с окружающими выражается в постоянном внимании к
настроению людей. Все большее значение в
политике приобретает не волевой принцип
постановки и достижения определенных целей,
а создание имиджа, провоцирующего человека на определенное отношение к конкретному
лидеру или политическому течению.
«На сегодняшний день самой слабой чертой
российских женщин-политиков выступает, как и
в XVIII веке, стремление к волевым решениям, к
"политическому унисексу" в стиле Маргарет Тэтчер, — утверждает историк Никита Куваров. —
Волевая политика традиционна для нашего
государства. Но в ней современной женщинеполитику невозможно обрести подлинную, женскую по своей сути силу. А значит, пора вспомнить урок императриц, преподанный нам больше чем два века назад. Другими словами, ключевая задача женщин у власти — "соблазнить
электорат", понравиться которому в нынешних
условиях просто необходимо. Не меньше, чем
для правительниц прошлого — Елизаветы или
Екатерины в их молодые годы».